Вне Строя — Давид Гуревич Давид Гуревич

Собачья жизнь

Глава 1, рассказанная Лайне. Начало

Теперь уже никто с восхищением не скажет мне вслед: “ Красавица колли”. Интеллигентные люди промолчат, а те, кто по-проще, иначе как “Старая сука” не назовут.
Да, стара я стала, стара. И здоровье не то, что было даже год назад. Ещё недавно я бегала, задрав хвост, всем кобелям старалась понравиться, а теперь, вот: на правую лапу припадаю, в боку покалывает, а моя замечательная рыжая шерсть стала похожа на пегую щетину. И глаза мутные, блеклые, да и нюх не тот. Раньше, бывало, хозяева только ещё во двор из подворотни входили, а я уже в квартире к дверям бежала встречать! Потому что я их чувствовала, чуяла…
Ныне же только и осталось, что воспоминания о прошлом в памяти перебирать.
Первыми, кого я увидела, открыв глаза, были Лариса Васильевна и Лика. Они грели меня большой резиновой грелкой и капали мне в рот тёплое молоко из пипетки. У меня настолько не было сил, что я даже сосать не могла. По рассказам я знаю, что нашла меня Лика.
Произошло это так: Лариса Васильевна, когда ездила к своей младшей сестре Гале, всегда брала с собой детей. Сёстры очень дружили и виделись часто. Вот и в тот день она взяла с собой дочку Лику, а та не усидела в гостях у тёти и вышла погулять во двор. В Галином дворе Лику знали, она там часто появлялась, поэтому встретили её приветливо и сразу вовлекли в игру.
Ребята играли в мяч. Неожидано мяч попал в открытый мусорный контейнер, стоявший за спиной у Лики. Лика полезла за мячом. В картонной коробке, в которую угодил мяч, кто-то слабо шевелился и чуть слышно попискивал. Лика очень испугалась, подумала, что это крыса. Но когда она внимательно пригляделась, то обнаружила малюсенького щенка. Этим-то щенком и была я.
Да нет, не щенком ещё, а слепым беспомощным комочком плоти, в котором еле тлела жизнь. Тот случайный удар мяча вывел меня из спячки, а, может быть, из комы.
Когда Лика принесла меня домой, то Лариса Васильевна и Галя решили, что я «не жилец». Но Лика разрыдалась, и её никак не могли успокоить. Старый ветеринарный врач, к которому они меня отвезли прямо из Галиного дома, тоже не был уверен, что я выживу, но всё-таки сделал мне какой-то укол, выписал порошки и рассказал сёстрам, что и как надо делать.
Первую неделю я балансировала на грани жизни и смерти. Но, постепенно, стараниями моих спасительниц, начала оживать и уже через пару месяцев я мало чем отличалась от своих сверстников, разве что была не такой крупной, как положено особям моей породы. Но это меня нисколько не портило, а даже, с возрастом, придало мне особую элегантность.
Пора, наконец, представиться: меня зовут Лайне. Своим именем я тоже обязана Лике. При очередном посещение ветеринара, когда я ещё нетвёрдо стояла на лапах, Лариса Васильевна перечисляла врачу проблемы моего здоровья, в их разговор внезапно встряла Лика, сказав смешную фразу: “Лая нет.”
Позже, на семейном совете, эту фразу слегка переделали и получилось моё имя. Имя мне подошло, ибо по натуре я спокойная и почти не лаю.
Как потом оказалось, я происхожу из очень породистой и элитной семьи. У моих родителей была уйма медалей за собачьи соревнования и выставки, в которых они участвовали. Выяснила всё это Галя, вскоре после того, как я полностью поправилась.
Однажды она встретила в своём дворе мужчину, выгуливавшего колли, разговорилась с ним, и он рассказал ей, что моя мать принесла сразу шесть щенков. Для породы колли это очень большой помёт, а я оказалась последней и самой слабой из всех моих сестёр и братьев. Роды были трудными, и все суетились вокруг моей матери, а когда обратили внимание на щенков, я уже не подавала признаков жизни. Хозяин моей матери был очень удивлён, узнав, что я выжила.
После того как Галя выяснила, кто мои родители, оформить необходимые документы на мою родословную не составило бы никакого труда, но моим хозяевам это было не нужно. Меня любили не за мою породистость, а за то, что я у них есть. Да будь я простой дворняжкой, они любили бы меня не меньше. Они никогда не мучили меня ни соревнованиями, ни выставками, которые обычно вызывают огромный стресс у собак. Хозяева берегли меня, и я очень благодарна им за это. Собакам медали не нужны. Я всегда считала, что количество медалей на шее у собаки — пропорционально величине тщеславия её хозяев.
Мои хозяева — прекрасные люди. Вот уже почти четырнадцать лет, как я живу с ними, и надо признать, что мне очень повезло. Я знаю о них всё, люблю их и предана им до конца. А теперь пусть oни сами расскажут о себе: так будет правильнее…

Глава 2, рассказанная Ликой и её мамой Ларисой Васильевной – хозяйками Лайне.

Лика:
Я весёлая и весьма обаятельная. Мне нравится моя сегодняшняя жизнь. Я люблю путешествовать и уже объездила полмира. Я предпочитаю активный отдых, поэтому оптимальный вариант для меня это путешествия. Приоритетом при выборе маршрута являются: история, искусство и, конечно же, природа. Красота во всех её проявленииях не оставляет меня равнодушной.
Моя самостоятельная жизнь началась рано. После школы я решила поступить в Монреальский университет «Mc`Gill». Почему именно туда?
Потому что в Монреале в то время жила моя тётя, мамина сестра, Галя. Она уже давно работает в российско-американской компании, у которой есть несколько филиалов в разных странах, в том числе и в Канаде. Компания эта специализируется на решении нестандартных технологических задач. В ней работают специалисты очень высокого уровня, изобретатели, авторы многих патентов. В основном эти люди – учёные и инженеры из России, способные решать сложные технические проблемы, но ничего не понимающие в бизнесе и плохо владеющие английским языком. В России для них оборудовали лаборатории и опытные установки, а в Америке и в Канаде посадили группы опытных маркетологов, которые продают уникальные разработки русских специалистов западным компаниям за хорошие деньги. За деньги, которые русским учёным даже не снятся…
Наша Галя, обладательница дипломов двух университетов — химико-технологического и иностранных языков, в этой компании обеспечивает деловые контакты на высоком технико-лингвистическом уровне. Она часто выезжает в длительные, иногда по нескольку месяцев, командировки, на Американский континент, то в Нью-Йорк и Бостон, то в Торонто и Монреаль. Именно она посоветовала мне выбрать этот город и этот университет. И этот выбор оказался удачным, за что я ей очень благодарна.
Мама долго не соглашалась отпустить меня учиться в другую страну. Я не сразу смогла объяснить ей, что мы, её дети, имеем право на самостоятельную жизнь, на самобытные решения и на собственные ошибки. Впрочем, если бы не Галя, врядли бы это удалось вообще. Её аргументы оказались для мамы неотразимыми.
Галя рассказала, какой это замечательный город, как там хорошо живётся студенческой молодёжи, какой там престижный и в то же время, недорогой университет. Вдобавок, она организовала себе командировку туда, так что я поехала не одна. А самое главное, она оказала мне финансовую поддержку, без которой наш семейный бюджет не выдержал бы таких «перезагрузок».
Когда Галя уехала, мне пришлось привыкать жить самостоятельно. Это было не легко. Как и всякому первопроходцу, мне пришлось столкнуться с большими трудностями, как в быту, так и в учёбе. Учиться на английском языке было не просто, но я никогда не впадала в отчаяние, потому что была уверена: у меня всё получится. И всё получилось. Сейчас я работаю в крупной международной компании. У меня престижная и интересная работа. Я твёрдо стою на ногах. Далеко не у каждой молодой женщины такой годовой доход, как у меня.

Лариса Васильевна:
Конечно, не у каждой молодой женщины такой годовой доход, как у Лики. Я была нисколько не глупее своей дочери, и образование у меня было не хуже, но я за всю свою трудовую жизнь при Советах не заработала столько, сколько она теперь зарабатывает за год!
Во времена моей молодости это было невозможно. Точнее, возможно, но с риском для жизни, поскольку частный бизнес считался государственным преступлением и карался суровыми приговорами.
С детьми мне повезло. Они у меня замечательные. Самое главное, что мне никогда не надо было заставлять их учиться и почти не приходилось с ними заниматься. Они всё делали сами. Я благодарна им за это. «Ваша учёба – это ваша нынешняя работа,» — не уставала я им повторять, и они меня не подводили. Старшая дочь очень усердно и хорошо училась, а сейчас вот уже и сын прекрасно учится.
Лишь однажды в учёбе сына я почувствовала какой-то надлом. Это случилось в старших классах средней школы, И хотя он, как всегда, уверял меня, что всё будет в порядке, я не поверила: пригласила к нему математика-репетитора, и вскоре дела стали выправляться. Он не только решил свои школьные проблемы, но и, обогнав класс, стал легко справляться с олимпиадными задачами. Он всерьёз увлёкся математикой, а потом ему понравилось быть лидером класса. Сейчас я думаю, что, не заметь я во-время этот его сбой в математике, ему пришлось бы догонять класс, а это было бы тяжёлым ударом для его честолюбия. Он ещё целый год с удовольствием занимался с педагогом, победил на олимпиаде и его пригласили поступить в университет на математический факультет без экзаменов.
Однако у моего мальчика к тому времени уже были совсем другие планы. Он решился пойти по пути, проторённому его сестрой, поступить в тот же университет в Монреале, который окончила Лика. Там он и учится сейчас, только, в отличие от сестры, окончившей факультет логистики, Вик выбрал журналистику. Странный выбор, не правда ли, учитывая его математические успехи. Впрочем, я уже привыкла к тому, что мои дети совершают неожиданные поступки.
Дочь старше сына почти на одиннадцать лет. У моих детей были разные отцы, а у меня — два мужа. Эти мужчины очень много значили для меня и повлияли не только на мою жизнь, но и на жизнь моих детей.
Отец Лики был моей первой большой любовью. Яркая, сильная натура, умница, человек с энциклопедическими знаниями. С ним мне жилось настолько же трудно, насколько и интересно.
За несколько лет, проведённых вдвоём, он успел привыкнуть, что вся моя жизнь посвящена только ему. Рождение ребёнка, которого мы оба желали, неожиданно для меня вызвало ревность с его стороны: обычное проявление эгоизма у сильных натур, сочетающих высокий интеллект и ещё более высокую самооценку. И это при том, что дочку он обожал!
Результатом этого раздвоения личности явилась обычная для российских мужчин алкогольная «разрядка». Что я могла поделать? Только разорваться на две половинки! Но как сделать их равными, чтобы никому, то бишь, прежде всего, мужу не было обидно? И как преодолеть всё нараставшее пристрастие к спиртному? На мои проповеди он только отшучивался: «Посмотри, какой я здоровый мужик, что мне сделается?». «В нашей семье все такие: всегда пили, пьём и пить будем. На том стоим!».
Кончилось всё неожиданно и трагично. Однажды, выйдя с работы в состоянии, которое в последнее время стало для него обычным, и которое он сам называл «на автопилоте», муж споткнулся и упал. Упал при этом столь неудачно, что ударился о камень тротуарного поребрика затылком.
Травма головы оказалась такой тяжёлой, что через три дня он скончался, не приходя в сознание. Для меня его уход явился тяжелейшим ударом. Казалось, что вместе с ним ушла часть моей души. Выжить мне помогла только Лика. Если бы у меня её не было — не было бы и меня.
Сейчас, когда прошло много времени, в воспоминаниях осталось только хорошее. Просто потому, что его было значительно больше. Те десять лет, которые мы были вместе, я была по-настоящему счастлива.
Лика была маленькой, когда не стало её отца, поэтому его она совсем не помнит. Мой второй муж стал ей прекрасным папой. Они с полуслова понимали друг лруга.
Второй супруг был совершенно не похож на первого, и отношения у меня с ним складывались иначе. Оценила его я далеко не сразу. При общении с ним мне поначалу не хватало той духовной близости, которая была у меня с первым мужем. Долгое время мне казалось, что наш брак держиться только на сексе. Мы необыкновенно подошли друг другу в интимной плоскости.
Со временем я убедилась, что у меня не было, и нет более верного, преданного и любящего друга, чем он. Наша жизнь текла спокойно и счастливо. Лика обожала папу, а когда я родила сына, радость нашего совместного бытия достигла пика. Вик появился на свет с улыбкой. Этот ребёнок умел улыбаться и радоваться. Его любили все.
Мы прожили вместе десять лет, для меня это число оказалось роковым.
Вспоминать то, что случилось, трудно, невообразимо тяжело. Всё произошло моментально. Простая операция, которая была необходима, прошла удачно, но ночью оторвался тромб. Смерть была мгновенной. Для всех это было огромным потрясением. Но я уже умела держать удары судьбы, а вот на Лику невозможно было смотреть. Даже маленький четырёхлетний Вик — и тот, не понимая, что случилось, подсознательно ощутил нашу семейную трагедию. Он постоянно ждал отца и, когда раздавался звонок, бежал к двери, думая, что пришёл, наконец, папа. Видя, что пришёл кто-то другой, малыш захлёбывался от плача.
Поднимать детей в одиночку было очень не просто. Каждое утро я просыпалась и каждый вечер засыпала с одним и тем же вопросом:
— Как ты мог оставить меня одну с детьми? Ну как?!

Лика:
— Ну как ты мог оставить меня, папа? Нам было так хорошо с тобой! Я не просто любила тебя, я гордилась тобой. Ты был самый, самый лучший!
Папа был для меня не просто отцом, он был другом. Он знал обо мне всё. С ним я чувствовала себя уверенно и надёжно. Папа очень много работал, но каким бы усталым он ни приходил с работы у него всегда находилось для меня время.
Всему, что я умею делать, научил меня папа. Он делал это так незаметно и ненавязчиво, что, казалось, всё у меня получается само собой. Мне было четыре года, когда я впервые прочитала маме названия вывесок, мимо которых мы прогуливались. Мама сначала не поверила, что я читаю! Потом я не раз демонстрировала ей то новое, что я могла делать, чему научил меня папа. И каждый раз мама удивлялась: когда и где дочка успела этому научиться?
После несчастья с папой мне стало тяжело оставаться в нашем доме. Мне постоянно чудилось, что утром, стоит мне открыть глаза, и я сразу увижу папу. Особенно тяжко стало общаться с маленьким Виком. Он смотрел на меня папиными глазами и улыбался его улыбкой.
Я просто не представляю, как бы я вышла из своего тогдашнего состояния, если бы в нашем доме не появилась Лайне. Она была такой маленькой и слабенькой! Она нуждалась в моей помощи, а мне была необходима она. Мы часами гуляли. Теперь я доверяла все мои секреты ей. Она понимала меня. Ещё тогда я решила, что, после окончания школы, буду учиться за границей, и первая, кто об этом узнала была Лайне.
В Канаде я встретила свою любовь. С Семёном я познакомилась в первые же дни после приезда в Монреаль. Нас познакомила Галя. Хотя она сестра мамы, я никогда не звала её тётей, а всегда – только по имени. А по жизни она мне, как сестра.
Семён очень поддержал меня во время моей учёбы. Три года мы встречались, а потом я переехала к нему. У Семёна уже был негативный опыт совместной жизни. В пору своей юности он женился, но через три месяца семья распалась. После этой истории юный Семён, по его словам, и решил, что к семейной жизни он ещё не готов. С тех пор прошло много лет, а он так и остался в неведении: что ему надо от брака. Зато твёрдо определился с ответом на вопрос, что ему не нужно.
Ну, спрашивается, чего это мама так переполошилась? Ну, раздумали мы расписываться, ну и что с того? Бумажка это ещё не всё. Главное отношения друг с другом, а с этим у нас полный порядок.

Лариса Васильевна:
Главное, конечно, отношения друг с другом, а с этим у них полный ли порядок? Удивляется, что я переполошилась. Так кому может понравиться, когда тебя приглашают, и ты мчишься на свадьбу в Канаду (совсем не ближний путь), а за неделю до церемонии – бац! и всё отменяют. И при этом ничего не объясняют. Раздумали и всё тут. Конечно, можно и передумать, в жизни чего не бывает… Но мне этого уже не понять!
Ах, как мне не хватает мужа, а Лике и Вику — папы! Вот кто знал, как “разрулить” самые сложные жизненные ситуации.
Вик долго помнил отца. Однажды в рейсовом автобусе, капризничавший Вик вдруг резко замолчал и куда-то уставился. Я проследила за его взглядом: он разглядывал мужчину, который был чем-то похож на отца. Выйдя из автобуса, Вик сказал:
— Какое хорошее лицо у того дяди.
Наверное, Вик, которому шёл тогда шестой год, всё ещё помнил черты лица дорогого ему человека. Подрастающий Вик, попадая в трудные обстоятельства, не раз и не два задавал мне вопрос:
— А как бы поступил папа?
Он и теперь иной раз спрашивает меня об этом.
Когда Лика подросла, ей стали нравиться мужчины старше её по возрасту. И я понимаю, почему: кроме любви, подсознательно, она искала того, кто мог бы заменить ей отца. Может быть, и за Семёна она так держится потому, что в нём она нашла что-то знакомое, отцовское. Ведь, как-никак, Семён старше Лики на двеннадцать лет. Он безоговорочный лидер в их небольшой семье.
Недавно они совместно купили дом. Галя, гостившая у них, рассказывает, что дом замечательный. Может быть, и дети у них наконец-то появятся? Ведь они уже давно живут под одной крышей!
С Галей, мы должны были лететь в Монреаль вместе, но я не полетела из –за Лайне: как бы она выдержала такой перелёт, да ещё в клетке? Для неё это теперь невозможно – совсем старенькой стала.
Лика, а теперь и Вик, раз в год приезжают домой. А по «СКАЙПУ» мы разговариваем каждый день. Несмотря на частое общение, без детей я скучаю, и, если бы не Лайне, мой дом был бы совсем холоден и пуст.

Глава 3, рассказанная Лайне. Сэр Чарльз

За те годы, что я живу в семье, Лика из угловатого, длинноногого подростка превратилась в красивую молодую женщину.
Малыш Вик, от которого мне часто доставалось: он пробовал использовать меня, как ездовую лошадь, а зимой любил, чтобы я таскала его санки, теперь высоченный интересный парень. Дети стали взрослыми. Лариса Васильевна давно могла бы выйти на пенсию, но оставила работу только два года назад. Мы с ней всё время вместе.
В этом году припозднились с отъездом на дачу. Ждали приезда Вика на каникулы. Но ему подвернулась подходящая работа, и он остался в Канаде зарабатывать деньги на продолжение своей учёбы.
Так что, через три дня едем на дачу вдвоём с хозяйкой. Я люблю жить на даче. Все важные события в моей жизни произошли там.
Первый раз меня привезли туда, когда мне едва исполнилось полгода. Это была моя первая весна. Я была шустрым весёлым щенком. После тесноты городской квартиры дачный участок, в границах которого мне было разрешено беспрепятственно бегать, показался мне огромной страной, где под каждым деревом или кустом, за каждой небольшой кочкой или пнём ждали интереснейшие открытия, новые запахи и доселе неведомые ощущения. Радость переполняла меня. Какая замечательная штука жизнь!
Однажды ранним утром я увидела его. Он обходил участок, соседствовавший с нашим участком, с другой стороны забора. Увидев меня, он остановился и вежливо кивнул. Я была очарована: перед мной стоял красавец колли. Он смотрел на меня снисходительно, как смотрят взрослые, умудрённые опытом собаки на неразумных щенков. У него был необыкновенный, редкий для колли окрас — чёрно-белый! Морда, грудь, воротник, концы лап и хвоста у него были белыми, всё остальное чёрного цвета. Имя его было ему под стать, его звали Сэр-Чарльз.
Тем летом я старалась как можно чаще вертеться у забора, чтобы увидеть его. Каждое утро, встречая меня, он здоровался и шёл по своим делам, больше не обращая на меня никакого внимания.
Но в следующем году всё изменилось: теперь он смотрел на меня уже совсем по-другому. И я понимала, вернее, чувствовала, что нравлюсь ему. Я уже не была щенком, я была подростком, готовым в любой момент превратиться в молодую, горячую сучку. Стоя по разные стороны забора, мы много общались. Он рассказывал мне о себе.
Сэр-Чарльз гордился своей родословной. Первоначально его хозяевами была старинная шотландская аристократическая семья Мак-Грегори. В своё время предки Мак-Грегори служили при дворе, и пра-пра-пра-…прабабка Сэра-Чарльза имела когда-то потомство от любимого пса самой английской королевы. Не той, что сейчас сидит на престоле, не Елизаветы Второй, а другой, именем которой был назван целый век – Викторианский! Так что в его жилах текла самая настоящая королевская кровь.
После смерти Мак-Грегори — старшего, его жена оставила при себе двух других собак. Сэр-Чарльз, с изрядной суммой денег на его содержание, достался семье садовника, который долгое время проработал в поместье.
Его новым хозяином стал Том — очень работящий шотландец, который в воскресные и праздничные дни любил крепко выпить. В один из таких дней он и подружился со своей будущей женой Верой, на которую давно положил глаз. Эта девушка из Российской глубинки, уехавшая на Запад после развала Союза, была нанята в поместье горничной.
Том, парень молчаливый и стеснительный, долго присматривался к ней и никак не мог решиться заговорить. Вере тоже нравился Том, но и она была девушкой робкой, кроме того стеснялась своего плохого английского с неустранимым славянским произношением, поэтому она также, молча, поглядывала на него, как он на неё.
Kак то раз, во время праздничной гулянки, изрядно выпивший Том, отложив свою волынку, пустился в пляс. Он был в национальной шотландской мужской одежде, то есть в юбке. Танец был настолько зажигателен, что, во время одного из лихих па, его юбка немного задралась – ровно на столько, чтобы можно было увидеть, что под нею, по старой доброй шотландской традиции, ничего не было надето. Увиденное настолько потрясло Верочку, что, преодолев природную застенчивость, она сама пригласила Тома на «белый» танец.
Через два года они поженились. Их брак оказался удачным, вот только детей у них не было. Небольшой капиталец за Сэра-Чарльза свалился на них неожиданно. Вере удалось уговорить Тома переехать в Россию. Они купили небольшой, но добротный дом в Подмосковьe. Этот-то дом и оказался соседним с дачей Ларисы Васильевны.
Вскоре они наладили собственный бизнес — стали разводить и продавать собак элитных пород. Бизнес пошёл у них прекрасно. Через два года Том перестроил дом, и они, в отличие от большинства соседей по дачному товариществу, стали жить там постоянно.
Сэр-Чарльз много знал и был прекрасным рассказчиком. Я готова была слушать его часами. Он покорил меня своим умом и манерами. Мне нравилось в нём всё. Я влюбилась. Два года мне должно было исполниться только осенью, и я знала, что тогда меня никто и ничто не сможет остановить — я буду с Сэром-Чарльзом!
Всю следующую зиму я постоянно думала только о нём, у меня внутри всё кипело. Я была молода и красива, об этом же говорили кобели, с которыми я сталкивалась во время прогулок. Они оказывали мне различные знаки внимания и предлагали мне свою любовь. Мне нравился их интерес к моей особе. Но в моём сердце был только Сэр-Чарльз.
Моё третье лето было летом нашей любви. Теперь не я крутилась возле забора, а он поджидал меня там. Он говорил, что предвидел, что я стану красоткой, но явь превзошла все его мечты. Мы были без ума друг от друга, но нас почти не оставляли одних. Однажды в середине лета мы вырвались на свободу. Он повёл меня на берег реки и показал место, которое знал только он. Было безлюдно, была нежная трава и там, под тенью кустов, он научил меня любить. Он стал первым моим кобелем. Он был очень нежен и терпелив со мной. Сначала он вылизал меня с головы до лап, а потом, когда я прямо тряслась от желания, сделал на мне стойку. Я взвыла от восторга. Мы долго не могли оторваться друг от друга. Хотелось одного: чтобы это продолжалось вечно. Нашему счастью не было предела.
Сэр-Чарльз был старше меня на шесть лет, и, конечно, его жизненый опыт был несравним с моим. Он научил меня красивым манерам. От него я узнала, что крепкое и здоровое потомство бывает у особей только одной породы. Что это очень важно, и плодить дворняжек не подобает породистым псам.
Возвращаться с дачи домой не хотелось. Со слезами на глазах мы расстались до следующего лета.
Через некоторое время я почувствовала себя как-то странно. Была постоянная сонливость, и всё время хотелось кушать. Лариса Васильевна, поглядев на меня, сказала, что я понесла. Через два месяца у меня появились мои первенцы — два прехорошеньких щенка. Я кормила их месяц.
Нельзя сказать, чтобы разлука со щенками причинила мне сильную боль. Я знала, что они попали в хорошие семьи. Куда больше мне не хватало Сэра-Чарльза.
Мой роман с Сэром-Чарльзом длился пять лет. В течение этого срока я шесть раз приносила потомство. Всего у меня с ним было девятнадцать здоровых щенков, которые выросли в прекрасных породистых псов.
Все эти годы мы любили друг друга. Несколько раз Сэр-Чарльз дрался из-за меня. Он не подпускал ко мне других кобелей. Конечно же, мне льстило, что такой красавец-аристократ так предан мне, однако, порой, его заботливость и постоянство вызывали досаду.
Сэр-Чарльз погиб в автокатострофе. В машину его хозяев врезался большущий грузовик. Сэр-Чарльз находился на заднем сиденьи, и удар пришёлся как раз на него. Он погиб мгновенно… Больше никто не пострадал.
Моя первая любовь! Отец моих малышей! Я долго тосковала по нему…
Глава 4, рассказанная Лайне: Галя

Дача совсем старая. Она принадлежала ещё родителям Ларисы Васильевны и Гали. Дом давно бы рассыпался, если бы шесть лет назад Вадим, тогдашний муж Гали, не укрепил фундамент и не сделал ремонт.
Долгое время сёстры не хотели в доме что-либо менять, в нём каждый уголок напоминал им о детских годах, об их юности. Но теперь уже другой муж Гали, Леонид (он профессиональный строитель ) доходчиво объяснил им, что никакой ремонт уже не поможет, дом надо сносить и строить новый. И они решились.
На прошлой неделе Лариса Васильевна с нетерпением ждала выходных. С Галей и Леонидом приехали двое проектировщиков, которые долго ходили по участку, что-то измеряя и записывая. Потом Галин муж отвёз их обратно в город.
Галя замечательный человек. Общительная и остроумная, весёлая и привлекательная, она обладает быстрым практическим умом и умеет создать вокруг себя обстановку комфорта и уюта. Наверное, все эти её качества так привлекают к ней мужчин. Она выходила замуж пять раз и каждый раз по большой любви.
“Последний романтик в нашей семье”, — называет её Лика. Лариса Васильевна считает, что Галя находится в извечном поиске любви.
Своих детей у неё не было, их ей заменили племянники, Лика и Вик. Галочка их обожает, и они платят ей взаимностью. Когда Лариса Васильевна осталась одна с детьми на руках, именно помощь Гали сыграла решающую роль в их становлении.
Для меня в её доме есть постоянное место. Поэтому у меня никогда не было стрессов, которые часто бывают у собак, когда хозяева оставляют их на время своих отлучек.
Однажды, копаясь в разном хламе, я нашла мягкую игрушку – симпатичного полосатого тигрёнка с розовым бантиком на шее. От него пахло Галей, и я притащила его к ней.
Она обрадовалась и рассказала о своей первой любви.
Удивительное дело: под бантиком каким-то чудом сохранилась записка. Записку Галя процитировала, не читая: она помнила текст наизусть. Рукой Славика, её первого мужа, там было написано:
— Эй, не стойте слишком близко, я — тигрёнок, а не киска!
Славик подарил ей этого тигрёнка в День рождения.
Им обоим было тогда по семнадцать. Чувства в этом возрасте накалены до предела, как оголённые провода в момент короткого замыкания. У них обоих это было первое чувство — сильное и острое.
Ей даже придумывать его не пришлось: он был из её мечты. Милый и умный, насмешливый и ироничный, интелигентный и талантливый, честный и искренний, такой всё понимающий — любимый ею мальчик.
Она чувствовала его каждой клеточкой тела, чувствовала каждое его движение, любое настроение, а через него она чувствовала себя. Это было единение не только тел, это было что-то большее, это было единение душ. Было всепоглощающее чувство нежности, нежности обволакивающей, нежности до боли. Наверное, то, что с ними тогда происходило, и называется любовь.
Им было одинаково хорошо, когда они разговаривали или когда просто молчали. Они без слов понимали друг друга. Им было хорошо просто потому, что они вместе. Это было счастье.
Позже Галя поняла, сколь многим в жизни она обязана ему. Тогда в юности, он своей большой любовью вселил в неё — девчонку, чисто женскую уверенность в своей неотразимости, заряд энергии и веру в свои силы. Этого хватило ей на долгие годы. Она вошла во “взрослую жизнь” зрелым, знающим себе цену человеком.
Это он помогал ей отбрасывать всё лишнее и ненужное в отношениях с другими мужчинами, так как она всегда знала, что такое настоящее чувство и каким оно бывает.
Их брак со Славиком продлился три года и распался, когда Галя без памяти влюбилась в аспиранта, который вёл в их институте практические занятия. Этот аспирант на долгие восемь лет стал её вторым мужем. Этих двух её мужей я не знала, так как появилась на свет позже.
Галя всегда с удовольствием рассказывает о своих экс – мужьях, каждый из них внёс в её жизнь что-то, за что она им благодарна. Невероятно, но ей удалось сохранить со всеми дружеские отношения.
Я пристроилась в старом большом кресле напротив Гали. Ветрено, но погода прекрасная. Галя сидит на балконе с книгой на коленях. Она о чём-то задумалась. Ветер треплет занавеску на окне, край которой через открытую балконную дверь достаёт до её плеча, касается и как бы поглаживает его. Ей хорошо и спокойно. Наблюдая за Галей, я дремлю. Я вспоминаю Дика.

Глава 5, рассказанная Лайне: Дик

Cамой большой моей любовью, моей страстью стал Дик. Красавец Дик был огромной породистой афганской овчаркой светло-бежевого окраса. Это был молодой, сильный, четырёхлетний самец, не пропускавший мимо ни одной сучки. Он был на четыре года моложе меня. Ему было плевать на породу, на потомство и вообще на всё. Он любил получать удовольствие от жизни и получал его. Я, конечно, всего этого о нём не знала.
Наш роман начался стремительно. Однажды я медленно прогуливалась вдоль берега реки, вспоминая своего любимого Сэра Чарльза, которого недавно потеряла. Вдруг из прибрежных зарослей на меня выскочил Дик. Мы обменялись взглядами. Дик мне сразу понравился, и я почувствовала, что тоже произвела на него впечатление.
Сначала я не поняла, что случилось. Сделав стойку, он мгновенно очутился на мне. Всё происходило молча, он ни секунды не поухаживал за мной, не вылизал меня, он даже не сказал мне ни слова. Такого со мной не вытворял ещё никто! Я возмутилась и хотела скинуть его, но не тут-то было: он навалился на меня всем своим тяжёлым телом, так что я даже пошевелиться не смогла.
То, что я вдруг ощутила, было так ново и чудесно. И совсем не было похоже на то, что я чувствовала когда-либо с Сэром Чарльзом. Дик делал со мной такое, что вызывало во мне извержение, вулкан. Я готова была летать. Он будто давно знал моё тело, находил именно те места, которые ещё больше расплавляли меня и слегка покусывал их. Мой восторженный вой слышали аж на другом берегу реки.
Конечно, Дик и наполовину не был таким умным, как Сэр-Чарльз, но зато любовником он был превосходным. Первое наше с ним лето было незабываемым.
Эх, если бы не полное отсуствие какой бы то ни было деликатности с его стороны! Дело в том, что Дик мог сделать стойку в любом месте, не обращая ни малейшего внимания на обстановку вокруг. Я не раз говорила ему, что так нельзя, но всё без толку. Однажды, забежав на наш участок, он сходу заскочил на меня. Галя, увидев этакое безобразие, схватила палку и давай его охаживать. И что же? После этого случая Дик больше не позволял себе таких вольностей, во всяком случае, со мной. И всё же, всё же… Мне было с ним так хорошо, как никогда прежде.
Хорошие манеры отсуствовали у Дика полностью. Да, если разобраться, то откуда им было взяться? Он родился и вырос на Чеченской войне, в спецподразделении сапёров, а потом прошёл полную военную подготовку. Его проводником стал его теперешний хозяин Сергей. Через полгода после начала службы они оба, попав в засаду, были тяжело ранены, однако выжили и поправились. После госпиталя Сергей был уволен из армии по инвалидности. Он разыскал ставшего никому не нужным Дика и забрал его с собой.
Сергей жил в пристанционном посёлке, километрах в трёх от дачного товарищества. Железнодорожная станция, магазины, рынок, кинотеатр и прочие объекты городской цивилизации находились только там, поэтому дачники постоянно посещали посёлок. Раньше, когда Лариса Васильевна ходила на рынок, я предпочитала оставаться дома, теперь же я не пропускала ни одной возможности оказаться в посёлке, чтобы быть ближе к Дику. Встречались мы часто. Осенью, как обычно, у меня появились щенки.
Второе наше лето тоже прошло неплохо, если не считать того, что теперь инициатором наших встреч была я. Я разыскивала Дика и уводила его за собой на берег реки на своё любимое место. Я могла часами вылизывать его, чтобы он брал меня опять и опять, чтобы почувствовать его силу и грубую ласку.
Лаская Дика, я постоянно чувствовала чужие запахи, которые исходили от него. Он был переполнен ими. Несколько раз я заставала Дика с молодыми сучками. Ясное дело, мне было неприятно, что он занимается любовью с другими, однако он вёл себя корректно: завидев меня, тотчас оставлял соперницу и бежал мне навстречу. Моё сердце замирало при его приближении, и я сразу же прощала ему всё.
Жилось Дику трудно. Сергей пил и часто забывал кормить Дика. Я старалась подкармливать его, таская и отдавая ему самые лучшие куски, которые давали мне мои хозяева.
Бывало и так, что Дик вдруг исчезал на несколько дней. Ходили слухи, что его видели на городской свалке. Среди бродячих собак у него было много друзей. Однажды он исчез надолго, недели на две, а потом появился, как ни в чём не бывало. Мне он ничего не захотел объяснить. Мы поссорились. Перед отъездом, преодолев гордость, я отправилась на поиски Дика, но его не нашла. Знакомая дворняжка рассказала мне, что он ушёл с бродячими собаками из города, после того, как свалку обработали какими-то химикатами — травили крыс. Так мы и не встретились с Диком до следуюшего лета.
А следующего лета у нас не было. В первый же день, приехав на дачу, я бросилась в посёлок искать Дика. К моей большой радости, он оказался дома. Увидев меня, он, не проявляя никаких чувств, а как бы по привычке, прямо во дворе сделал на мне стойку, и, не сказав ни слова, куда-то умчался.
Я целый год ждала нашей встречи и вдруг такое разочарование! Я ничего не могла понять. Я так любила его, что была в плену своего чувства. Мне и в голову не приходило, что он больше не любит меня, что восьмилетняя сука не нужна молодому сильному кобелю.
После этой встречи я несколько дней не могла его найти, а потом, случайно, наткнулась на него. Он был с молодой и красивой сучкой. Они занимались любовью и были очень увлечены друг другом. На меня они не обратили никакого внимания. Когда их любовные игры закончились, Дик направился ко мне. Сердце моё забилось — я так хотела его! Приблизившись ко мне, он резко ударил меня лапой. Взвизгнув, я отлетела в сторону. Отвернувшись, Дик со своей скучкой направился в сторону посёлка.
Никто и никогда до этого не тронул меня даже пальцем. Обида и злость обжигали меня, не давая мне думать ни о чём другом. Я брела без цели, ничего не видя, чувствуя только, как мне плохо. Вдруг в нос мне резко ударил запах кобеля.
Стая бродячих собак появилась неожиданно. У меня уже несколько дней была течка, они легко могли найти меня, тем более, что, разыскивая Дика, я побывала повсюду. Элитные псы не шляются по помойкам. Я вела себя, как подзаборная дворняжка. И мне предстояло ответить за это. Бежать было совершенно бесполезно. Меня окружили плотным кольцом. Кобели стали в очередь. Я высоко подняла голову, я ждала.
Я не смогла бы сказать, сколько продолжалась “свадьба”. Наверное, долго. Всё это мне порядком надоело. Под конец, какой-то маленький кобелёк опозорился: не смог до меня дотянуться! Скинув его, я обернулась и увидела Дика! Он, из-за кого я допустила к себе целую стаю кобелей, встал в общую очередь. Я обезумела!
Ещё миг и я накинулась на Дика. Я кусала его куда-попало, а потом вцепилась в шею, как посоветовал голос моих предков, сражавшихся с волками в горах Шотландии. Я напрочь забыла, что он вдвое больше и втрое сильнее меня. И моя ярость победила его силу. Вывернувшись из моего захвата, оставив в моих зубах добрый клок своей шерсти, он кинулся наутёк.
Больше я никогда его не видела. Я излечилась от него, моя страсть прошла. Он стал мне не нужен.
В последуюшие годы хозяева не раз водили меня на случку, это было скучно и неинтересно, и, конечно, несравнимо со “свадьбой”. Иной раз можно позволить себе всё, и думать только о том, что ты Сука! И этим всё сказано!

Глава 6, рассказанная Лайне: Вместо эпилога

Вчера мне резко стало хуже. Сильно болит бок, и всё время хочу, но не могу спать. Я поняла — это конец. Я так много раз представляла его (в мои годы это естественно), что совсем не боюсь. Сегодня я навсегда уйду из дома. Я пойду на то место на берегу, где была так счастлива. Там меня никто не найдёт. Я не хочу огорчать Ларису Васильевну, пусть она не увидит моё угасание.
Ведь когда кто-то исчезает, то есть надежда, что он может вернуться…

Елена Бабенко
Монреаль 2011 г.